«На войне ты винтик огромного механизма»: калужанин Сергей Клочек рассказал о войне в Афганистане
На этой неделе мы отмечаем День защитника Отечества. Праздник, который в свете событий последних лет приобрел новые смыслы и обновил старые. И «Калужский перекресток» специально к этому дню подготовил спецпроект, в рамках которого наши земляки – участники конфликтов разных лет, расскажут, что это за работа такая – защищать свою страну.
Афганистан для очень многих российских людей стал точкой перелома. От мирного СССР в реальную войну на территории чужого, враждебного государства.
Как это было, нам рассказал калужанин Сергей Клочек, служивший в Афгане в 1984-1985 годах. Об отношении местного населения к нашим солдатам, о еде, о боевых задачах, о дедовщине и о военном синдроме после возвращения Сергей вспоминал откровенно и без прикрас.
Как попал в Афган
- Сергей, в те годы попасть после учебки в Афган было достаточно просто? Как это у вас произошло?
- У нас в учебке сменился комбат. Новый пришел из Афганистана. Он стал рассказывать, как там служится, и этой романтикой увлек многих. В результате рапорты с просьбой о дальнейшей службе в Афган тогда написали очень многие, в том числе и я.
Отбор проходил строгий, например, не отправляли, если один ребенок в семье. Меня взяли, мы прошли дополнительную подготовку, нам сделали все необходимые прививки мы поехали на пересылку под Ташкент. Через неделю прилетели в часть в Афганистане.
- Страх был, когда самолет приземлился на аэродром в Афганистане?
- Нет. Поразила необычность обстановки. Перед нашим приземлением прошел дождь. Это была единственная вода с неба, которую я видел в течение последующих нескольких месяцев. Бросалась в глаза странная для тех времен военная форма, песочка, как ее тогда называли, панама вместо пилотки.
Вообще разница между частью в Союзе и в Афгане очень большая. Все другое: субординация, иерархия. Нам сразу запретили перед офицером переходить на строевой шаг и отдавать ему честь. Офицер в Афганистане главная мишень снайпера, поэтому показывать его нельзя.
Снайперы стреляли, люди погибали. Был случай, мы собрали деньги, старшина из Кабула привез нам футбольный мяч и во время игры по нему выстрелил снайпер. Мы сразу попрятались.
- Чем пахнет Афган?
- У меня Афганистан ассоциируется с запахом фоторастворов. Я служил в военно-воздушной разведке и мы часто проявляли фотопленку, печатали фотографии снятой с самолётов местности. А вообще там очень сильный запах пыли. В Афганистане дуют сильные ветры и они переносят большие толщи пылевых масс. С середины июня до середины июля дует «Афганец». Каждый день. Это очень сильный ветер.
Штурмовики нам жали руки
- Разведка – очень ответственная служба. Были просчеты?
- Помню наш прапорщик запорол одну очень важную съемку. Появились данные, что в районе Кундуза, это провинция в северной части страны, заметили зенитные орудия – «Эрликоны», бьющие на большую высоту. Наш борт-разведчик летал и фотографировал этот район. Пленку отдали на проявку, и прапорщик неправильно выставил на проявочной машине рычаги. В результате вместо данных мы получили черную пленку.
- Прапорщика наказали?
- Пришли летчики и популярно без слов объяснили ему, что он не прав. Потом приехал начальник разведки армии, генерал, и тем же способом объяснился с начальником разведки полка. В общем, получили все. А там иначе нельзя.
Летчикам пришлось снова поднимать борт, лететь в тот район практически под стволы этих пушек и снова производить съемку. И это, я скажу, совсем не воздушная прогулка над бескрайними полями где-нибудь в курортном местечке. В результате мы все-таки выполнили задание.
Летали обычно на рассвете, когда есть длинные тени. По ним определяли возможные цели. Иначе не видно было ничего. Потом все эти сотни снимков склеивали в одну огромную простыню, проставляли возможные размещения военной техники, складов, передвижений врага. И отдавали дальше в штаб. По нашим данным составлялись планы боевых действий. Поэтому косяк с черной пленкой вполне мог стоить жизней многих наших ребят.
Однажды, помню, во время второй Пандшерской операции нам нужно было сделать 15 таких карт за трое суток. Мы трое суток не спали, не отходили от проявочной машины и стола. Зато, когда рядом на полдня разместили роту десантно-штурмовой бригады и ребята узнали, что это мы делаем карты, по которым они потом по горам ходят, нас завалили подарками, руки жали, от души говорили спасибо, парни.
На войне ты винтик огромного механизма. Ты точно знаешь, что тебе нужно делать, что делает твой сослуживец и понимаешь, что каким бы маленьким винтиком ты ни был, от тебя зависит слаженность всей работы этого огромной машины.
Про дедовщину и еду
- Там были советские армейские «традиции», которые в 80-х годах особенно процветали в частях Советской армии?
- Дедовщина? А как же без неё. Только у нас после духа становились не черпаком, а фазаном, мы ж авиация.
Фазан – птица гордая, но бестолковая. Потом деды, дембеля. Все это было. Причем все это было пожёстче, чем в СА. Афганистан сам диктовал такие условия взаимоотношений. Из части никуда не сбежишь – вокруг враги, иностранное государство. К тому же у каждого боевое оружие с боекомплектом.
Я не помню случаев каких-то глобальных инцидентов. Мы находились в других обстоятельствах. Военные действия накладывали серьёзный отпечаток на взаимоотношения внутри подразделений. Причем, в тех частях, где солдаты ходили в горы, там было с этим делом ещё жестче.
Я однажды спросил сослуживца: зачем так сурово с духом? Не боишься, что он в горах пальнет тебе в спину? Знаете, что он ответил?
- Не боюсь. Там он идет за моей спиной, несет мой рюкзак, а я за него воюю, и он прекрасно понимает, что если меня убьют, он один не выберется.
Наша армия в Афганистане была абсолютно изолирована от местного населения. Мы не ходили друг другу в гости в части, расположенные рядом. Это смертельно опасно. Нарваться на пулю снайпера было проще простого. Да, местные не особо нас любили.
Был случай, повадился в одно подразделение бегать бачонок (бача, в переводе с фарси – ребенок. – прим. ред.) Приносил воду, помогал, в общем стал почти своим. Обучал наших ребят языку. И вот однажды попросил автомат подержать. Ему дали и он тут же воткнул штык в горло нашему парню.
Там мы были друзьями только для тех, кто стоял за Бабраком Кармалем, кто отучился в СССР. Для остального, особенно горного мусульманского населения Афганистана, мы были врагами.
- Не голодали там?
- Все продовольствие ехало через Саланг. В восторге от еды там я не был. В столовой лётного состава на столах было и молоко, и масло, и творог, и шоколад. В солдатской же обычно давали кирзуху. Это плохо сваренная овсянка или перловка. Если она чуть остывала, то можно было перевернуть бачок, и она оттуда не вываливалась. С тех пор, с 1985 года я не ем «рыбу красную». У нас там так называлась ставрида в ломтиках, обжаренная в томатном соусе. Причем нередко на банках стоял год изготовления 42.
Хлеб сначала пекла наша пекарня, потом ее разбомбили и нам из Союза привозили большие коробки с сухарями. Мы их размачивали и ели. Нам повезло, у нас был отличный повар в столовой, он делал замечательные щи. Эти щи мы поглощали сразу с огромным удовольствием.
Я тебя туда не посылал
- И после всего этого вы возвращались в Союз…
- Да. Военный синдром был у очень многих, никуда от него не деться. Там у тебя есть братство. Ты знаешь, что находишься среди своих. При любых обстоятельствах, там, в Афганистане, свои придут на помощь.
Приезжая в Союз, увольняясь со службы, ты понимал, что вообще никому не нужен со своими орденами, ранами и воспоминаниями о погибших друзьях. Так было, чего греха таить. Ты ходишь по улицам своей страны, которую, как тебе вдалбливали, ты защищал, смотришь вокруг, а тебе в глаза говорят: «А я тебя туда не посылал».
Встроиться в этот социум было очень непросто. Из 14 человек моего призыва, с которыми мы служили в Афганистане в одном подразделении, я сейчас общаюсь лишь с двумя. Остальных мы до сих пор даже найти не можем. Они будто растворились. Мы не знаем, что с ними случилось.
Помню, когда я вернулся домой, узнал, что за полгода до этого, приехал парень из Афганистана и покончил жизнь самоубийством. Думаю, он просто не смог адаптироваться к изменившимся реалиям, впал в депрессию.
Это была середина 80-х. Война в Афганистане нанесла смертельный удар СССР, но Титаник после столкновения с айсбергом, ещё оставался какое-то время на плаву. За два года армии поменялось очень многое: моё мировоззрение, мои жизненные приоритеты и жизнь нашей страны.
