Петр Мамонов: «Спаси себя – и хватит с тебя»
Наша встреча с Петром Мамоновым состоялась накануне его выступления в Калуге.
Наша встреча с Петром Мамоновым (Начало в № 18 (799) от 1 мая 2013 года.) состоялась накануне его выступления в Калуге. Мы приехали к актеру, поэту, музыканту в деревню Ефаново и два часа беседы пролетели, как один миг.
Большинству Петр Мамонов известен как киноактер, сыгравший главные роли в потрясающих фильмах Павла Лунгина «Остров» и «Царь». Однако до кино, принесшего ему не только российскую, но и международную славу, а также множество престижных премий, Мамонов был широко известен как лидер эпатажной андеграундной рок-н‑ролльной группы «Звуки Му».
— Петр Николаевич, ваше творчество — сценический образ и стилистика театра абсурда — шокируют, вызывают неоднозначную реакцию у публики. Ваш герой словно душевно болен или находится в припадке эпилепсии. Почему вы выбрали такой образ? Мой брат, бизнесмен и музыкант, говорит: «Я смотреть на него не могу! Он поет, как больной: дергается, слюну пускает…»
— Я занимаюсь независимым искусством, странным, неудобопонятным. Я знаю, что меня любят от силы тысяч десять человек — но зато это люди, которым мое творчество действительно необходимо. Вот для них я и работаю. Я делаю то, что хочу, то, что в душе моей рвется наружу. Стараюсь передать людям то, что в данный момент происходит в моей душе, не играю, не создаю никаких образов. Вот увидит меня один, другой, третий и подумает: мне-то казалось, я один такой, а вот дядька-артист — знаменитый, на сцене поет, — а у него то же самое, так же болит. Болит ведь! Герцен давным-давно сказал: «Мы — не врачи, мы — боль». Мы не исцеляем, не помогаем, а делимся своей болью, потому что нам тоже страшно, жутко, одиноко жить в этом мире. Мы можем только сострадать, если кому дано, — и это проявление любви.
— Вы сначала к Богу пришли или деревня, уединение на вас так подействовали?
— То, что я пришел к Богу, было следствием того, что я переехал сюда. Жил-жил, и вдруг в 45 лет этот участок мне — бах! — на голову свалился. Подробности опущу. Приехал, встал в саду и думаю: вот здесь я буду жить! И мы сюда всей семьей переселились: с женой, с тремя детьми. Года три тишина была. А потом как-то так получилось, что я пару зим прожил один. И ничто мне не интересно. Тоска. Хоть в петлю! Я думаю: «Как же быть, ради чего жить вообще?» Так пусто стало! Потом думаю: «Дай-ка посмотрю, чего они там в церковь ходят, молятся?» Купил молитвословчик… и нашел в нем все, чего мне не хватало! Потом в храм зашел, постоял. И вот я уже пятнадцать лет в Церкви. Но сам считаю, что только-только первые шаги делаю.
— Если вы стремитесь к духовному совершенствованию, то зачем тогда строите этот огромный двухэтажный дом?
— Это — расплата за гордыню! Я ж приехал сюда королем 45‑летним! Заложил цоколь 15 на 13! Двадцать тысяч долларов туда — х‑хап! Но на такой фундамент жалко один этаж ставить-то. А там — чердак. Уже три. Да один под землю. А теперь что, бросать, что ли? Строй, Петя! Я так решил: вот пройдет лет сто, и тот, кто здесь жить будет, — нет, не потомки, совсем чужие люди — скажут: «Вот ведь как хорошо строили когда-то!» И помолятся за меня. Строить нужно, как будто собираешься жить вечно, а относиться к этому, как будто умрешь сегодня вечером.
— То, что вы делаете на сцене, то, что вы пишете, помогает бороться с грехом?
— Это дар Божий, он не помогает. Это служение, наверное. Слава Богу, что Он дал мне такой дар, благодаря которому я могу большому количеству людей послужить. Надеюсь, в своей работе я честен. Я ведь имею очень маленькое отношение к тем дарам, которые через меня сыплет Бог. Тем ответственнее я должен жить: кому больше дано — с того больше спросится.
— Петр Николаевич, почему неверующих много?
— Потому что не просвещены. Лесков еще писал: «Россия крещена, но не просвещена». Надо объяснять самые азы: Христос — кто это вообще такой? Ведь люди в темноте ходят, в суевериях. И причастие Святых Тайн может быть совсем не благодатью, а магией. Вот сейчас дуну-плюну, причащусь, поставлю сто свечей, закажу сорокоуст — и дело сделано. А перейди ему дорогу: «Куда прешь?!» Если триста причастников, отпихивая друг друга, рвутся к Чаше, какое это причастие…
Все крупные ученые — верующие. Все мои знакомые врачи, которые имеют дело с жизнью и смертью, — веруют. О клинической смерти оставлены тысячи свидетельств, доказывающих, что конца нет. Эйнштейн в существовании Бога не сомневался, и Пушкин, и Ломоносов, и Менделеев. А какая-нибудь Леночка заявляет: «Что-то я сомневаюсь, что ваш Бог есть…» А ты почитай сначала, изучи вопрос, тогда и скажешь.
— Вам есть чем гордиться…
— Не хочу ничем гордиться: ни своими ролями в фильмах, ни стихами, ни песнями, — хочу с краю глядеть на все это. Мне чудо — каждый день, у меня каждый день небо разное. А один день не похож на другой. Счастье, что стал это замечать. Я очень многое пропустил, мне очень жаль. Об этом плачу — внутренне, конечно. Могло быть все чище и лучше. Один человек сказал: ты такие песни написал, потому что водку пил. Но я их написал не благодаря водке, а вопреки. С высоты своих лет я говорю: «Нельзя терять в этой жизни ни минуты, времени мало, жизнь коротка, и в ней может быть прекрасен каждый момент».
— Но ведь «Остров», по-моему, гениальный фильм!
— Во время озвучания посмотрел — вроде хорошо. Прошло время, смотрю снова: какой ужас, как я плохо все сделал! Сколько там гордости и бесовского самолюбования! А ведь я старался делать все что мог: молился каждый день по нескольку часов, просил у Бога помощи, старался на тот момент вести как можно более чистый образ жизни по моим слабым силам. И такой результат! А о чем это говорит? Значит, на тот момент я был таким. И, слава Богу, я хоть сейчас вижу, что это плохо. Значит, я куда-то двинулся. Было бы хуже, если бы я не видел и был бы доволен — вот где опасность! Как говорит святой Исаак: «Когда твой корабль идет плавно и дуют ветры — берегись, что-то не так!» А у меня вот — сплошной спотыкач. Значит, еще не все так плохо.
Фото: автора.
Большинству Петр Мамонов известен как киноактер, сыгравший главные роли в потрясающих фильмах Павла Лунгина «Остров» и «Царь». Однако до кино, принесшего ему не только российскую, но и международную славу, а также множество престижных премий, Мамонов был широко известен как лидер эпатажной андеграундной рок-н‑ролльной группы «Звуки Му».
— Петр Николаевич, ваше творчество — сценический образ и стилистика театра абсурда — шокируют, вызывают неоднозначную реакцию у публики. Ваш герой словно душевно болен или находится в припадке эпилепсии. Почему вы выбрали такой образ? Мой брат, бизнесмен и музыкант, говорит: «Я смотреть на него не могу! Он поет, как больной: дергается, слюну пускает…»
— Я занимаюсь независимым искусством, странным, неудобопонятным. Я знаю, что меня любят от силы тысяч десять человек — но зато это люди, которым мое творчество действительно необходимо. Вот для них я и работаю. Я делаю то, что хочу, то, что в душе моей рвется наружу. Стараюсь передать людям то, что в данный момент происходит в моей душе, не играю, не создаю никаких образов. Вот увидит меня один, другой, третий и подумает: мне-то казалось, я один такой, а вот дядька-артист — знаменитый, на сцене поет, — а у него то же самое, так же болит. Болит ведь! Герцен давным-давно сказал: «Мы — не врачи, мы — боль». Мы не исцеляем, не помогаем, а делимся своей болью, потому что нам тоже страшно, жутко, одиноко жить в этом мире. Мы можем только сострадать, если кому дано, — и это проявление любви.
— Вы сначала к Богу пришли или деревня, уединение на вас так подействовали?
— То, что я пришел к Богу, было следствием того, что я переехал сюда. Жил-жил, и вдруг в 45 лет этот участок мне — бах! — на голову свалился. Подробности опущу. Приехал, встал в саду и думаю: вот здесь я буду жить! И мы сюда всей семьей переселились: с женой, с тремя детьми. Года три тишина была. А потом как-то так получилось, что я пару зим прожил один. И ничто мне не интересно. Тоска. Хоть в петлю! Я думаю: «Как же быть, ради чего жить вообще?» Так пусто стало! Потом думаю: «Дай-ка посмотрю, чего они там в церковь ходят, молятся?» Купил молитвословчик… и нашел в нем все, чего мне не хватало! Потом в храм зашел, постоял. И вот я уже пятнадцать лет в Церкви. Но сам считаю, что только-только первые шаги делаю.
— Если вы стремитесь к духовному совершенствованию, то зачем тогда строите этот огромный двухэтажный дом?
— Это — расплата за гордыню! Я ж приехал сюда королем 45‑летним! Заложил цоколь 15 на 13! Двадцать тысяч долларов туда — х‑хап! Но на такой фундамент жалко один этаж ставить-то. А там — чердак. Уже три. Да один под землю. А теперь что, бросать, что ли? Строй, Петя! Я так решил: вот пройдет лет сто, и тот, кто здесь жить будет, — нет, не потомки, совсем чужие люди — скажут: «Вот ведь как хорошо строили когда-то!» И помолятся за меня. Строить нужно, как будто собираешься жить вечно, а относиться к этому, как будто умрешь сегодня вечером.
— То, что вы делаете на сцене, то, что вы пишете, помогает бороться с грехом?
— Это дар Божий, он не помогает. Это служение, наверное. Слава Богу, что Он дал мне такой дар, благодаря которому я могу большому количеству людей послужить. Надеюсь, в своей работе я честен. Я ведь имею очень маленькое отношение к тем дарам, которые через меня сыплет Бог. Тем ответственнее я должен жить: кому больше дано — с того больше спросится.
— Петр Николаевич, почему неверующих много?
— Потому что не просвещены. Лесков еще писал: «Россия крещена, но не просвещена». Надо объяснять самые азы: Христос — кто это вообще такой? Ведь люди в темноте ходят, в суевериях. И причастие Святых Тайн может быть совсем не благодатью, а магией. Вот сейчас дуну-плюну, причащусь, поставлю сто свечей, закажу сорокоуст — и дело сделано. А перейди ему дорогу: «Куда прешь?!» Если триста причастников, отпихивая друг друга, рвутся к Чаше, какое это причастие…
Все крупные ученые — верующие. Все мои знакомые врачи, которые имеют дело с жизнью и смертью, — веруют. О клинической смерти оставлены тысячи свидетельств, доказывающих, что конца нет. Эйнштейн в существовании Бога не сомневался, и Пушкин, и Ломоносов, и Менделеев. А какая-нибудь Леночка заявляет: «Что-то я сомневаюсь, что ваш Бог есть…» А ты почитай сначала, изучи вопрос, тогда и скажешь.
— Вам есть чем гордиться…
— Не хочу ничем гордиться: ни своими ролями в фильмах, ни стихами, ни песнями, — хочу с краю глядеть на все это. Мне чудо — каждый день, у меня каждый день небо разное. А один день не похож на другой. Счастье, что стал это замечать. Я очень многое пропустил, мне очень жаль. Об этом плачу — внутренне, конечно. Могло быть все чище и лучше. Один человек сказал: ты такие песни написал, потому что водку пил. Но я их написал не благодаря водке, а вопреки. С высоты своих лет я говорю: «Нельзя терять в этой жизни ни минуты, времени мало, жизнь коротка, и в ней может быть прекрасен каждый момент».
— Но ведь «Остров», по-моему, гениальный фильм!
— Во время озвучания посмотрел — вроде хорошо. Прошло время, смотрю снова: какой ужас, как я плохо все сделал! Сколько там гордости и бесовского самолюбования! А ведь я старался делать все что мог: молился каждый день по нескольку часов, просил у Бога помощи, старался на тот момент вести как можно более чистый образ жизни по моим слабым силам. И такой результат! А о чем это говорит? Значит, на тот момент я был таким. И, слава Богу, я хоть сейчас вижу, что это плохо. Значит, я куда-то двинулся. Было бы хуже, если бы я не видел и был бы доволен — вот где опасность! Как говорит святой Исаак: «Когда твой корабль идет плавно и дуют ветры — берегись, что-то не так!» А у меня вот — сплошной спотыкач. Значит, еще не все так плохо.
Фото: автора.
