Девальвация знаний
Высшее образование в нашей стране обесценилось, и все труднее найти грамотного специалиста на рынке труда.
Высшее образование в нашей стране обесценилось, и все труднее найти грамотного специалиста на рынке труда.
Сегодня в России действует более двадцати тысяч научно-образовательных центров при вузах. Согласно концепции, принятой министерством образования и науки РФ, они должны трансформироваться в малые инновационные предприятия (МИП). Однако последних сегодня можно пересчитать по пальцам.
Стоит напомнить, что 80–85% высших учебных заведений США — это платные университеты. Но далеко не все студенты платят за обучение только из своего кармана. Система грантов и подготовки научных исследований за счет студенческих сил развита так, что американские студенческие коллективы не только оплачивают свою учебу, но и могут вполне безбедно существовать.
Калужский регион сегодня действительно занимает достойное место по научному потенциалу. Однако возникает закономерный вопрос: почему у нас до сих пор нет собственных МИПов, где преподаватели и студенты могли бы эффективно работать? На мой взгляд, здесь должна быть заинтересованность трех сторон — преподавателей, студентов и бизнеса. В нашей стране такой трехсторонней структуры пока не создано, что отражается на качестве подготовки научного потенциала.
За последние годы в вузы поступает на 30% больше студентов, чем у нас выпускников, оканчивающих среднюю школу. С одной стороны, это говорит о том, что мы достигли поголовного высшего образования в стране. А с другой — если до 1990‑х годов до 70–80% российских вузов котировались и сертифицировались за рубежом, то сегодня таких вузов у нас практически единицы. Напрашивается естественный вывод: произошла девальвация отечественного образования.
К сожалению, далеко не всегда наши лучшие студенты находят применение своим творческим способностям у себя на родине. К примеру, мои знакомые, обнинские студенты из ИАТЭ, — необыкновенные, умные и креативные ребята. Каждый из них регулярно участвовал в различных федеральных конкурсах и грантах по фармацевтическим проектам. Они предлагали свои проекты в десятках инстанций, но в нашей стране оказались невостребованными. Один из них сегодня работает в Австрии и имеет собственные лаборатории, другой — в США. И стоит ли удивляться тому факту, что почти 60% специалистов и ученых в американском инновационном центре — Силиконовой долине — говорят на русском языке! Это выходцы из России. Им предоставили все необходимые условия для работы и жизни, ибо их талант для постиндустриального общества оказался почему-то куда полезнее, чем для развития экономического потенциала России. Кроме того, у них там есть право на ошибку. Ведь если два из десяти инновационных проектов доходят до коммерциализации — это уже хороший рентабельный результат.
Еще одна проблема — целевое распределение подготовленных кадров по сферам деятельности и хозяйствующим субъектам. Так, у нас в Калуге есть крупный филиал Тимирязевской академии. Только вот сельскохозяйственных специалистов нам по-прежнему крайне не хватает. Калужский регион вынужден заключать соглашения о привлечении специалистов сельскохозяйственных вузов из других регионов. Между тем у нас год от года ощущается острая нехватка и педагогических кадров, несмотря на действующий Калужский государственный университет.
Возникает закономерный вопрос. Какая необходимость содержать на федеральном финансировании государственные вузы, которые не обеспечивают кадрами даже свой собственный регион? Профессиональное ориентирование во многих высших школах находится либо на крайне низком уровне, либо вовсе отсутствует. Многие студенты начинают работать не по специальности. Получается, как у известного баснописца: «Беда, коль пироги начнет печи сапожник, а сапоги тачать пирожник!»
Под любой создаваемый в Калужской области кластер нужен, во‑первых, преподавательский состав. Во‑вторых, технологическая и материальная база. Ни того, ни другого в Калуге попросту нет, во всяком случае, в достаточной степени. Если вы захотите поступить в аспирантуру, то в Бауманском университете существует диссертационный совет по техническим наукам. В КГУ — совет по педагогике. И это все. В Калуге нет минимального числа докторов наук в количестве семи человек по одной специальности, чтобы открыть полноценный диссертационный совет.
Если вы захотите стать кандидатом наук, дорога лежит только в Москву, Брянск или Смоленск. Можно как угодно ругать советскую систему образования, но это было достойное образование, а семьи ученых считались состоятельными. Сегодня, чтобы преподавателю вуза получать среднюю зарплату по региону, нужно работать как минимум в трех местах. При сложившейся системе вознаграждения педагогического труда зарплаты в школах и ряде техникумов в два раза выше, чем в вузах. Спрашивается: о какой отдаче преподавательского состава в высшем образовании можно говорить?
Преобразования в российской экономике могут планироваться громадные, но интегральный эффект мы получим лишь тогда, когда экономические показатели будут напрямую отражаться на социальном уровне жизни. Только тогда мы сможем смело считать, что калужский регион — место комфортного и благополучного проживания. Да и студенты по окончании вузов будут оставаться работать в Калужской области, а не уезжать на заработки в столицу или за рубеж.
об авторе
Владимир Круглов, профессор кафедры финансов и кредита Института управления, бизнеса и технологий.
Сегодня в России действует более двадцати тысяч научно-образовательных центров при вузах. Согласно концепции, принятой министерством образования и науки РФ, они должны трансформироваться в малые инновационные предприятия (МИП). Однако последних сегодня можно пересчитать по пальцам.
Стоит напомнить, что 80–85% высших учебных заведений США — это платные университеты. Но далеко не все студенты платят за обучение только из своего кармана. Система грантов и подготовки научных исследований за счет студенческих сил развита так, что американские студенческие коллективы не только оплачивают свою учебу, но и могут вполне безбедно существовать.
Калужский регион сегодня действительно занимает достойное место по научному потенциалу. Однако возникает закономерный вопрос: почему у нас до сих пор нет собственных МИПов, где преподаватели и студенты могли бы эффективно работать? На мой взгляд, здесь должна быть заинтересованность трех сторон — преподавателей, студентов и бизнеса. В нашей стране такой трехсторонней структуры пока не создано, что отражается на качестве подготовки научного потенциала.
За последние годы в вузы поступает на 30% больше студентов, чем у нас выпускников, оканчивающих среднюю школу. С одной стороны, это говорит о том, что мы достигли поголовного высшего образования в стране. А с другой — если до 1990‑х годов до 70–80% российских вузов котировались и сертифицировались за рубежом, то сегодня таких вузов у нас практически единицы. Напрашивается естественный вывод: произошла девальвация отечественного образования.
К сожалению, далеко не всегда наши лучшие студенты находят применение своим творческим способностям у себя на родине. К примеру, мои знакомые, обнинские студенты из ИАТЭ, — необыкновенные, умные и креативные ребята. Каждый из них регулярно участвовал в различных федеральных конкурсах и грантах по фармацевтическим проектам. Они предлагали свои проекты в десятках инстанций, но в нашей стране оказались невостребованными. Один из них сегодня работает в Австрии и имеет собственные лаборатории, другой — в США. И стоит ли удивляться тому факту, что почти 60% специалистов и ученых в американском инновационном центре — Силиконовой долине — говорят на русском языке! Это выходцы из России. Им предоставили все необходимые условия для работы и жизни, ибо их талант для постиндустриального общества оказался почему-то куда полезнее, чем для развития экономического потенциала России. Кроме того, у них там есть право на ошибку. Ведь если два из десяти инновационных проектов доходят до коммерциализации — это уже хороший рентабельный результат.
Еще одна проблема — целевое распределение подготовленных кадров по сферам деятельности и хозяйствующим субъектам. Так, у нас в Калуге есть крупный филиал Тимирязевской академии. Только вот сельскохозяйственных специалистов нам по-прежнему крайне не хватает. Калужский регион вынужден заключать соглашения о привлечении специалистов сельскохозяйственных вузов из других регионов. Между тем у нас год от года ощущается острая нехватка и педагогических кадров, несмотря на действующий Калужский государственный университет.
Возникает закономерный вопрос. Какая необходимость содержать на федеральном финансировании государственные вузы, которые не обеспечивают кадрами даже свой собственный регион? Профессиональное ориентирование во многих высших школах находится либо на крайне низком уровне, либо вовсе отсутствует. Многие студенты начинают работать не по специальности. Получается, как у известного баснописца: «Беда, коль пироги начнет печи сапожник, а сапоги тачать пирожник!»
Под любой создаваемый в Калужской области кластер нужен, во‑первых, преподавательский состав. Во‑вторых, технологическая и материальная база. Ни того, ни другого в Калуге попросту нет, во всяком случае, в достаточной степени. Если вы захотите поступить в аспирантуру, то в Бауманском университете существует диссертационный совет по техническим наукам. В КГУ — совет по педагогике. И это все. В Калуге нет минимального числа докторов наук в количестве семи человек по одной специальности, чтобы открыть полноценный диссертационный совет.
Если вы захотите стать кандидатом наук, дорога лежит только в Москву, Брянск или Смоленск. Можно как угодно ругать советскую систему образования, но это было достойное образование, а семьи ученых считались состоятельными. Сегодня, чтобы преподавателю вуза получать среднюю зарплату по региону, нужно работать как минимум в трех местах. При сложившейся системе вознаграждения педагогического труда зарплаты в школах и ряде техникумов в два раза выше, чем в вузах. Спрашивается: о какой отдаче преподавательского состава в высшем образовании можно говорить?
Преобразования в российской экономике могут планироваться громадные, но интегральный эффект мы получим лишь тогда, когда экономические показатели будут напрямую отражаться на социальном уровне жизни. Только тогда мы сможем смело считать, что калужский регион — место комфортного и благополучного проживания. Да и студенты по окончании вузов будут оставаться работать в Калужской области, а не уезжать на заработки в столицу или за рубеж.
об автореВладимир Круглов, профессор кафедры финансов и кредита Института управления, бизнеса и технологий.
