В Калуге фашистов пугали тифом
Мы продолжаем публиковать воспоминания калужан о военных и послевоенных годах. Нина Петровна ВОЖАКИНА рассказывает, как горожане выживали во время Великой Отечественной войны.
— Кто-то хлеб нам принесёт, кто-то — крупы. А потом мы с мамой стали в деревню на Правый берег ездить с санками — вещи меняли на еду. Всё, что можно было, сменяли: золотые украшения, одежду, сапожные инструменты отца. До того дошло, что у нас с сестрой на двоих остались одни валенки и телогрейка. Хочется на улицу пойти, сестра говорит: «Сегодня я!» Вспоминать то время — страшно, а забыть — невозможно, — рассказывает о военных годах Нина Петровна.
Немцы в городе
В 1941 году Нине было всего 11 лет.
— Наш дом стоял на нынешней улице Московской. В одной половине жили мы с сестрой, прабабушкой, родителями, во второй — соседи. Незадолго до начала войны отец побывал в Москве. Он рассказывал, что столица очень шумная, беспокойная, чувствуется какое-то напряжение, что что-то не так. И вдруг — сообщение о нападении на нашу страну.
Мы с сестрой сразу же побежали в Андреевский клуб, он был в районе нынешнего Концертного зала. Туда пришло много народа. Нам сказали: «Не волнуйтесь. Не плачьте. Это всё временно. Сейчас сидите дома, никуда не ходите!» Мамка с папкой пошли скорее по магазинам что-то закупить. А дня через три отца забрали на фронт. Осталось в нашем доме одно бабьё.
С ранних лет Нине пришлось работать. Во время войны она ухаживала за ранеными в госпитале.
Нина Петровна рассказывает, как при отступлении Красной армии в Калуге сжигались продовольственные склады, взорвали водонапорную башню.
— Здесь страсть что творилось. Как-то мы бежали прятаться в яму, я споткнулась, упала, лежу на спине и вижу: летит рама, так называли немецкие самолёты, у них так крылья расположены, что они похожи на оконную раму. Я спрашиваю: «Что это они сыплют нам?» И тут как начали кругом взрываться бомбы. А потом немцы, эти паразиты, пришли в город. Прабабушка подзывает нас с сестрой и говорит: «Девчатки, пишите на двери: «Тиф». Они очень его боятся!» Мы так и сделали. И, правда, к нам ни один немец не зашёл. А у соседей были. Они рассказывали, что, как вечер, фрицы печку затопят и вшей в неё кидают.
Когда немцев из города выгнали, как же мы радовались! Выбегали на улицу, чтобы посмотреть на наших. Все солдаты шли в белых полушубках. Такое счастье. Думали, теперь-то жить полегче станет. Да какой там! Есть взять неоткуда, лазили по полям, собирали мороженые овощи.
Недетский труд
— В школе № 14, она раньше была десятой железнодорожной школой, открылся госпиталь. И мы с подругами пошли узнавать, нужна ли какая-то помощь. Нас с удовольствием взяли. Раненым помогали: кого покормим, кого попоим, кому письма прочитаем, кому поможем весточку домой написать. Солдатские шинели штопали, бинты стирали, их не хватало. Машины с ранеными разгружали, медсестёр было мало. Бывало, мы сзади с подругой носилки несём, впереди какой-нибудь раненый помогает. А то кто-нибудь на меня обопрётся, и я его веду. Меня из-за него и не видно. Потихоньку тащимся. А потом нас стали просить раненым повязки снимать. До того солдат было жалко! Но мы с девочками держались.
Никогда не забуду солдата без рук. Так ко мне привязался, только увидит, сразу же подзовёт: «Нинок! Петровна!» То попить ему дам, то покормлю или подушку поправлю. А когда пришло время его выписывать, шинель выстирала и зашила. Он мне на прощание сказал: «Если меня дома не примут, я приеду в Калугу!»
Сестра Лида — на пять лет меня старше, она устроилась работать санитаркой в госпиталь, сейчас здесь находится Городской досуговый центр. Там же трудились и мои двоюродные сёстры, им было лет по 15-16. А ещё они сдавали кровь для раненых. И одна из них во время сдачи крови умерла. Девочки не знали, как прийти и сказать об этом её родителям.
Возвращение отца
— Прабабушка вскоре после освобождения Калуги умерла. Я ходила отоваривать карточки за нас троих: маму, себя и сестру. На одного человека давали 250 грамм хлеба. Пока дойдёшь до дома, от хлеба остаётся маленький кусочек. То одного встретила, попросит кусочек, то другого, то собачка подойдёт, всех же жалко. Хоть голодно было, а мама меня за это никогда не ругала. А как-то я карточку потеряла. Ревела. Мама мне сказала: «Ну что же теперь плакать! Сделанного не вернёшь».
Отец воевал на Украинском фронте. Дважды был ранен. В 1944 году нам пришло извещение — пропал без вести. А потом его друг написал, что папа контужен, лежит в госпитале.
Описать словами, что мы чувствовали, когда узнали, что война закончилась, невозможно. Наверное, месяц бегали на вокзал, встречали бойцов. Кругом шум, радость, смех, цветы. А потом все расходятся. Одни мы всё стоим и стоим. Папки-то нашего нет… Он вернулся домой только весной 1946 года.
Снова стал работать. Сошьёт ботиночки и скажет: «Нинок, сбегай на базар». Продам ботинки и куплю хлеба. А потом меня в милицию забрали — ребёнок торгует на рынке. И после этого я уже ничего не продавала. Училась мало, с 15 лет пошла работать.
— Прадедушка Петя не любил 9 Мая. Он говорил: «Кто идёт с медалями от плеч и до пупа, никогда не воевал. Это штабные, которые шли после боевых действий, собирали награды. А после войны говорили: «Я документы потерял, а медаль у меня есть — вот!» — рассказывает внучка Нины Петровны, Наталия.
Нине Петровне в этом году исполнится 90 лет. Недавно она стала прапрабабушкой.
— Люди сейчас стали другими. Все прячутся в своих квартирах, как кроты, а раньше мы жили дружно и весело. Во дворе стоял стол, лавочки. Соседи собирались, общались, помогали друг другу. Куда это всё ушло? — вздыхает пенсионерка.
