При пожаре калужские крестьяне разбегались по домам, а не тушили загоревшийся дом

Продолжаем цикл статей об истории Калуги и области.

Напомним, каждую пятницу в 20:00 мы публикуем исторические очерки о нашем городе, известных земляках и их судьбе.

Все исторические публикации можно посмотреть в разделе История Калуги.

Сотрудники этнографического бюро князя Тенишева в конце ХIХ – начале ХХ века собрали интересные сведения про Калужскую губернию и рассказали, как вели себя калужские крестьяне, если случался пожар.

Детям давали иконы

Этнографы описали случай, произошедший в уезде Мещовском уезде (ныне Юхновский район).

«В 1898 году горела деревня Ямны. Крестьяне были на сходке, когда раздался крик: «Пожар» Пожар!»

И вместо того, чтобы дружно броситься к горевшему дому, разбежались по своим домам. Всякий тащил из избы свое имущество, даже те, до кого пожар мог дойти только в исключительных случаях.

Вторая Слобода Ямны (Зыбинская), находящаяся через большой ров с горевшей Костромской, и та бросилась таскать свои пожитки. Горевшим же помогали жители, прибежавшие из других соседних деревень.

Паника на пожаре страшная. Я видел, как баба таскала подушку и горшок, попавшиеся ей под руку и не знала, куда их деть.

Я видел, как мужик сгоревшего дома продолжал тушить догорающие бревна, тогда как дальше нужны были руки, чтобы вытащить кое-что из его же амбара. 

Приходилось видеть безумно порывавшихся в огонь за каким-нибудь пустяками.

Интересно то, что каждый хозяин (хозяйка) дома, который ещё не загорелся, но под опасностью, старается послать кого-нибудь с иконой в руках (чаще всего маленьких детей) совершенно в другую от его дома сторону, на том основании, что куда понесут икону, туда и ветер повернется.

И вот стоят с иконами в руках мальчики или девочки в совершенно противоположных сторонах деревни, думая перетянуть ветер каждый в свою сторону.

Характерен факт, что во время пожара спасают прежде всего иконы – благословление родителей. Если по забывчивости или по иной оплошности иконы сгорели, то об этом часто очень сокрушаются.

- Грех попутал, - говорят бабы. – Полезла за укладкой (сундук) с холстами, а «боженьки»-то и сгорели.   

- И все иконы погорели, - говорит один знакомый мне крестьянин, у которого все сгорело дотла.  – Родительское благословление и то не успел снять… разу перекреститься не на что.

- Мать Божья, - кричала на пожаре баба. – Гляньте-ка, гляньте, дым-то какой белый – знать, иконы горят. 

Говорят, когда загораются иконы, то идёт белый густой дым и прямо к небу.

Пока поспела пожарная труба, полдеревни сгорело, пожар утих сам собой.

При этом с трубой и негде было стать, да негде и воды взять: единственный прудок был окружен горящими постройками и к нему нельзя было подойти.

Кто виноват?

Пожар был среди лета перед ржаной уборкой. Все огороды были стоптаны.

То, что было выращено, страшно было поковеркано, поломано. А многое пропало без вести, вероятно второпях было брошено близко к огню или занесено очень далеко.

Поле пожара стали собираться в кучки и здесь судить, отчего начался.

Одна из баб говорила: «Давно, милые, всё собака выла на огородах, вот и навыла!»

Другие обвиняли Евментия, от которого начался пожар: «Печка давно худая, а он, ещё богач, пожалел позвать печника, рубль заплатить!»

Евментий, у которого всё сгорело, всё валил на грех: «Согрешили, братцы, вот и наказал господь – царь-батюшка… А то, ишь, печка!

Печка, как печка, у других не лучше. Неужели же она сразу похужила? Нет, уж, видно, греху быть».

Многие ругали Евментия, но большинство было так поглощено своим горем, что вся энергия пропала. Крестьяне только тихо рассказывали друг другу о других пожарах, которые им довелось испытать или видеть.

 Живут дружно

Погоревшие семьи разместились по сенным сараям, у кого они уцелели, или  по «дальним» сараям.

Другие перебрались к родственникам, на другую, не сгоревшую, сторону деревни. Летом все-таки терпимо на открытом воздухе.

Зимние же пожары заставляют крестьян жаться в одной избе по нескольку семей.

Кушание готовят у соседей несгоревших, иногда же в своей уцелевшей печи, а то и просто на огне. Между собой погорельцы живут очень ладно.

Да и с соседями приходится ладить, так как последние никогда не отказывают в помощи. Деревня вся сплачивается во время бедствия от пожара. Тем, которые больше пострадали, больше и помогают.

Всякий считает своей обязанность помочь, чем только может: уцелевшие возят для погорельцев материал на постройку.

Если кто откажется, того миром заставят, а то и волостью. Возят не только соседи, но и крестьяне других деревень.

Делятся хлебом, и посудой, и сбруей, и упряжью, и одеждой. За привоз материала (часто верст за 20) только с богатых берут угощение – водка и закуска.  

Нынешний 1900 год горела деревня Жеремесла тоже Щелкановской волости, Мещовского уезда. На другой день в Щелканове очутились все погорельцы с просьбой на «погорелое».

Давали все, кто что мог: хлебом. Деньгами, одеждою. На следующий день обходились другие древни и села.  

Только наиболее зажиточные и совестливые не просят.

Были случаи, что и несгоревшие отправлялись собирать на погорелое, конечно, особняком и подальше, где их не знают.

Один крестьянин мне рассказал, как пожар заставил его надеть суму.

- В чужих деревнях, где меня не знают, еще ничего. А пришел в знакомую деревню, мне говорят: «Андриан, что ты это, брат?»

Мне так стало стыдно и больно, что я заплакал, как ребенок. И больше не просил в близких деревнях, а уходил верст за двадцать».

Если семья состоит из отца и детей, то меньше пищи получают старшие члены семьи. Старик Андриан говорит: «Как ты им не дашь?

Они (дети) ревмя ревут, а мы с женой посильней, день - другой стерпишь против детишек. Случалось, перетянешь покрепче живот подпояской, да и пойдешь побираться, а нет – того и гляди повалишься, а все терпишь».

Сами ставят избу

 «Как только сгорела деревня Ямна, так на другой же день была отправлена масса писем в работу, к тем членам семьи, которые были на заработках с просьбой и непременным наказом: «Прислать деньжонок, а самому прийти или остаться и попросить у хозяина денег вперёд».

Нужные члены приходят и всегда в таких случаях приносят хотя бы немного денег, даже те, которые раньше не подавали ничего в семью, а всё прогуливал, и те в бедственных случаях присылают 10-15 рублей.

А иногда и сами приходят и с жаром берутся за работу.

Не на что нанять плотников, тогда хозяева сами берутся за топор и часто страшными усилиями воздвигают немудрую хату.

Но с какой гордостью говорит такой нужда-плотник: «Я сам срубил себе хату». Иногда с тех пор крестьянин и пойдет плотничать и останется плотником на всю жизнь.

Если страховых денег не хватает на постройку (а нужно сказать, что страховка в Мещовском уезде не платиться почти никем, да и выдается плоховато), то занимают у родных, знакомых у кого только можно.

Продаётся не только лишняя скотина, но и закладывается и продается вся рухлядь, холсты, одежда, обувь.

Часто пожар закабаляет семью на несколько лет в работники к какому-нибудь тайному ростовщику-соседу или купцу.   

Прежде всего ставят избу, где можно было бы семье укрыться. Избы стоят некрытые до осени. Пока не намолотят новой соломы.

Если есть средства, то ставят две избы, а последнее время даже кирпичные. У зажиточных избы выглядят чище, лучше, чем были. Их стараются украсить, отличить, часто кроют под гребенку.

Проулки между домами увеличиваются.

Но большинство избушек новых наводят просто тоску: некрытые, без сеней, с шалашом вокруг вместо двора.

Двор иногда заводится по одному заборчику в год, то есть года два-три. Внутри таже беднота: часто нет стола и скамьи. Следы пожара исчезают только через два-три года».