Вера в Бога помогла мне выжить

На войну без оружия
— В 1941 году мне шел двадцать девятый год. Я работал механиком по ремонту пишущих и швейных машин и велосипедов. У меня, крестьянского сына, уже дом был на Совхозной —  ныне улица Волкова. Семьей успел обзавестись, дочка Олечка подрастала.
20 июня нас с другом Георгием Фалеевым отправили в Ленинград  на курсы военной подготовки. Даже формы никакой не выдали, так в своей одежде и забрали. Когда были под Вязьмой, объявили, что началась война.
С нами был всего один командир, он явно не знал, что с нами делать. Два месяца мы мотались по городам: Минск, Полоцк, Молодечно. Наконец прибыли в Ленинград, на станцию Стрельня. Оружия нам не выдали, сказали: «Винтовки будете забирать у убитых», кое-как приодели и отправили на фронт.

Спасайтесь, кто как может
— Высадили в поле. Помню, как мы шли, растерянные, голодные, сами не зная куда. Многие разбежались. Связи никакой не было. Командир процедил сквозь зубы:
— Спасайтесь, кто как может.
Забрели мы в какую-то деревеньку. Там нас немцы и переловили по одиночке. Пятьсот человек советских пленных собрали и под дулами автоматов погнали в Латвию, в концлагерь. На ночлег, чтоб мы не могли убежать, остановились у озера: с одной стороны немцы с собаками, с другой — вода. Жутко было: стоим все промокшие, темнота — хоть глаз выколи, только немецкие окрики слышны и лай овчарок. Наши держались стойко: никто не стонал, не падал.
А вот когда нас в Двинск  привели, я, видно, совсем обессилел и упал. Загнали за проволоку. Пленные евреи принесли нам два сухаря и кипяток. Они там были вроде рабов. Ходили как тени, а на рукавах — будто прилипшие желтые шестиконечные звезды. 
Полгода мы в этом лагере пробыли, отощали, многие умерли. Немцы бесились: им рабочая сила нужна, а люди мрут как мухи. Решили, что нас надо откармливать, и отдали крестьянам.
Я попал в семью старообрядцев. Хозяин поначалу бранился: «И зачем только я лишний рот взял?» Хоть и верующий человек был, а матом крыл по-черному. Потом как-то терпимо стало. Я ему по хозяйству помогал, а еще мы втихаря самогон варили.
Однажды фашисты согнали всех военнопленных и в товарных вагонах повезли в Германию.

Заработал целую банку баланды
 — Кое-как добрались до лагеря около деревни Баркенбрюке. Вся территория была обнесена колючей проволокой, а внутри — блоки, тоже колючей проволокой огороженные. Тут не то что наружу не выйдешь — из блока в блок не попадешь.
Мы с ребятами оказались в рабочей команде — дрова заготавливали, крестьянам помогали, баню топили для пленных. Пока Молотов не выступил с нотой протеста, нас били всем, что под руки попадет. Но со временем фрицы вроде попритихли.
Как-то пришел к нам начальник лагеря с переводчиком, спрашивает: «Кто мне велосипед починит?» Я руку поднял. Пришлось вспомнить все, чему я до войны научился. Видно, хорошо учился, потому что угодил я начальнику.
Пайка у нас была — баланда один раз в день из брюквы и нечищеной картошки, а на дне песок плавал. Когда я велосипед отремонтировал, мне целую банку этой баланды налили.

Наконец-то дали повоевать
— В марте 1945-го советские войска начали наступать, и нас в срочном порядке стали уводить в глубь Германии. Конвойные уже особо за нами не следили, и мы разбрелись по лесу. Тут крики какие-то раздались —  мы подумали: немцы спохватились. Прислушались повнимательнее: да это же родной русский мат — можно выходить.
Нас направили в особый отдел, долго выясняли, как попали в плен, почему. Потом «принарядили» и дали приказ идти на Берлин.
Когда в город входили, чуть не оглохли: женщины кричали, собаки выли, орудия палили  со всех сторон. Я минометчиком был. Слава Богу, без ранений обошлось, хотя «прикурить» нам  фрицы под конец дали.
9 мая 1945 года помню смутно. Вспоминается только, как Берлин сдавался: по всему городу были развешены белые тряпки.
До ноября  мы еще оставались в Германии в составе регулярной армии. Очень скучал по родным. А тут как-то в часть принесли газету,  на фото —  музей Циолковского. Я аж вскрикнул: «Здесь же мой дом!»

Компенсация не положена
Домой Николай Михайлович вернулся с наградами: на груди красовались медаль «За Отвагу», медаль «За взятие Берлина», орден Отечественной войны III степени.
Всю жизнь Николай Иванов проработал механиком в раковском универмаге. У Николая Михайловича трое детей, семь внуков, десять правнуков и даже одна праправнучка.
Пару лет назад Ивановы послали запрос о выплате компенсации в Фонд примирения и согласия. Оказалось, что она военнопленным не положена. Зато немецкая общественная организация «Контакты» не только выслала деньги, но и прощения попросила.
— Все в воле Божьей, — говорит Николай Михайлович. — Вера мне и в войну выжить помогла, и до 94 лет дожить. Помню, там, на чужбине, как найду укромное местечко — прошепчу: «Господи, доведи меня до дома», и сразу на душе легче становится.
Лилия БУЛАЕВСКАЯ.

Был случай
Эксклюзив от немецкого мастера
 — Эту вещицу мне в Берлине один немец смастерил, — вспоминает Николай Михайлович. — Мы как узнали с ребятами, что за чудеса он творит, решили: попросим, чтобы он и нас чем-нибудь потешил. Бычка  пришлось застрелить: расплачиваться-то надо было! Больше пуду мяса за этот сундучок отдали!

Уважаемые читатели! Каждая семья наверняка хранит истории, фотографии военных лет. Поделитесь с нами своими воспоминаниями. Мы ждем ваших откликов: 248600, г. Калуга, ул. Комарова, 36, «Калужский перекресток», «Победители»,  телефон 79-04-54. Свои рассказы вы увидите на страницах газеты.