Дорогой Энди! Дорогая Мелисса!

Речь идет о спектакле «Письма любви», поставленном режиссером Дмитрием Бурханкиным в 2020-м году.

Премьера состоялась 12 декабря, и после оваций и пары хвалебных рецензий, спектакль, по законам жанра, должен был бы отыграть положенное временем число постановок и уйти.

Этого не произошло. Спустя пять лет в зале так же, как и на премьере напряженная тишина и отчетливые всхлипывания особенно чувствительных зрителей.

Тамара Глеклер и Михаил Пахоменко, играющие главных и единственных героев, победили не только «бродвейщину» текста и страну происхождения истории, но и время.

Америка, Америка…

Незамысловатая история, написанная по лекалам настроений американского общества 80-х годов, оригинальностью не блистала. Альберт Герни-младший, уловил тогдашние веяния Америки, столкновение социума и чувств двух конкретных людей. Тема была беспроигрышная.

За пару лет до написания драматургом «Писем любви», в 1986 году вышел роман «Форрест Гамп» Уинстона Грума. Похожая история двух любящих людей на фоне исторических событий Америки. Нашумевший фильм Роберта Земекиса с Томом Хэнксом выйдет позже, в 1994 году.

Любовь двух людей, пронесенная через всю жизнь, разорванная тысячами обстоятельств, редкие встречи, и финальный катарсис, - этот набор априори был обречен на успех. И он произошел. Финал пулитцеровской премии «Писем», многочисленные постановки в десятках странах мира, звездные исполнители. Все это было.

В России тоже были попытки поставить эту пьесу. История оставила в памяти лишь несколько из них. Пару Меньшов-Алентова в театре имени Пушкина, Табаков-Яковлева в «Табакерке», Джигарханян-Купченко и, пожалуй, можно упомянуть Куценко-Климова. Их вариант кочевал по многим театральным площадкам столицы. От Театра на Таганке до Театра Эстрады.

Что мешало всем российским попыткам стать «легендарной постановкой»? У каждого, наверняка, будет свое мнение на этот счет. Скорее всего, все же, сказывается очень сильная привязанность текста к месту действия. Это история американских людей, со всеми атрибутами умонастроений, быта, привычек и способа жизни американцев 70-80 годов.

В этом сложность. Если подняться вверх от предлагаемых обстоятельств текста пьесы и поставить спектакль о чистой любви через всю жизнь, то останется лишь голая идея, тема, о которой писали во все времена. От древнегреческих Энеи и Дидона, где любви тоже мешали обстоятельства до «Юноны и Авось». Примеров очень много.

И если история Резанова и Кончиты нам понятна практически во всех нюансах, то обстоятельства, мешающие Энди и Мелиссе в «Письмах любви» быть вместе требуют пояснений. А это неизбежно утяжелило бы действие.

Письма, стулья, два стола

Дмитрий Бурханкин сумел найти очень тонкий вариант совмещения идеи и предлагаемых обстоятельств. Ненавязчивые, узнаваемые мелодии популярных американских шлягеров каждого периода жизни двух людей звучат негромко, фоном. Мелодии на подсознательном уровне погружают зрителя в каждый конкретный год жизни Энди и Мелиссы.

Мы сами додумываем эти «предлагаемые обстоятельства», память услужливо открывает нам картинки ранее увиденных американских историй по фильмам, книгам, пьесам. И этого достаточно, чтобы не только понять, о каком периоде идет речь, но и окунуться в те года. При этом самим актерам не нужно «разжевывать» зрителю нюансы американской жизни тех лет. Они полностью сосредоточены друг на друге. Филигранная работа всей постановочной группы.

Совершенно не театральной выглядит и композиция пьесы. Два человека сидят на сцене и читают свои письма друг другу. И все. Визуально, никакого действия. Как только не извращались режиссеры, решая эту проблему «бездействия». Сажали персонажей и рядом, и спиной к спине…

Бурханкин рубанул здесь кардинально. Он развел героев по обе стороны зрительного зала. Лишь Энди и Мелисса могут видеть друг друга постоянно, сквозь проход между рядами зрителей. Зрительный зал разделен надвое, стулья стоят спиной друг к другу. Одна половина зрительного зала видит только Энди, другая – Мелиссу.

Идея понятна. Персонажи всю жизнь вынуждены общаться сквозь толпу соотечественников, родственников, друзей, не имея возможности быть рядом. Они вынуждены реагировать на всех, кто вокруг. Эти люди им мешают. И только письма позволяют вот так глаза в глаза, как сквозь этот проход в зале, говорить о любви.

И если пространственное решение спектакля играет на суть постановки, то ее воплощение, на мой взгляд, портит ее. Если ты сел на сторону Энди, то вынужден смотреть лишь на этого персонажа, Мелисса - на большом экране в черно-белом видео. Такая же участь ждет ту часть зрителей, что села лицом к столу Мелиссы. А ведь хочется видеть их обоих! Вот и приходится весь спектакль вертеть головой.

Ком в горле, скулы сводит

Так чем же цепляет эта история из далекой и по времени, по пространству Америки? Почему уже пять лет во втором акте в зале то и дело слышатся сдавленные всхлипы, когда становится понятным, что этим людям не суждено быть вместе на белом свете?

Мелисса (Тамара Глеклер) и Энди (Михаил Пахоменко) за два часа спектакля с небольшим антрактом проживают вместе со зрителем всю свою жизнь. Они разные. Она – бунтарка из состоятельной семьи, со всем присущим в те годы набором – секс, наркотики, рок-н-ролл. Он из семьи попроще, законопослушный американец.

Актерам удалось, оставив в спектакле американскую составляющую, заставить зрителя следить за их чувствами, не теряя при этом те самые предлагаемые обстоятельства. В их игре нет того знаменитого американского пафоса, хотя текст пьесы коварен в этом отношении.

Они читают свои письма, глядя в глаза друг друга как бы из вне времени. Они не играют детей в первых наивных строчках, но при этом отчетливо видно детское восприятие мира героев.

Они не становятся сенаторами или наркоманами, хотя Мелисса и пьет вино, мечется, залезает под стол, А Эндрю встав читает будто бы свою предвыборную речь.

Михаил Пахоменко и Тамара Глеклер удивительным образом нашли способ существования в спектакле одновременно и внутри своих героев и вовне. Будто это души людей общаются, вспоминая прожитую жизнь. И от этого возникает в спектакле та искра, та единая энергия, нерв, которые передаются зрителю.

В пьесе последнее письмо Энди пишет матери Мелиссы, после того как его любовь умерла. А Мелисса между тем замечает: «Теперь ты в своей стихии, Энди…»

В спектакле тоже так, но Бурханкин отказался от американского финала. Нет, не в своей стихии Энди оказывается, он соединяется с Мелиссой. Впервые за все 50 лет жизни в письмах, этим двум влюбленным никто не мешает быть вместе. Им уже не важны «обстоятельства», окружающие их толпы, они идут навстречу друг другу по тому самому узкому коридору, через который общались всю жизнь. Идут и встречаются. Впервые вместе. И не хочется думать, что это происходит на небесах. Хотя, похоже, это именно так. И вот здесь тот самый ком в горле, сведенные скулы…

«Письма» Пахоменко-Глеклер калужского театра – это спектакль навсегда.